|
ВРЕМЯ РАЦИОНАЛИСТОВ Гарик Сукачев - личность творчески разносторонняя. Музыкант, поэт, бэндлидер, режиссер театра и кино, актер, клипмейкер, телеведущий, организатор рок-акций и фестивалей... Всеми своими проектами, идеями и многочисленными выступлениями он подтверждает одно: более яркого и экспрессивного фронтмена русский рок на протяжении последних почти 20 лет, пожалуй, не знал. Впрочем, сам Сукачев придерживается мнения о том, что рок, в том числе русский, давно уже умер. Новый альбом Гарика (записанный при участии «Неприкасаемых») к року, действительно, отнести трудно — тут звучат песни разных жанров (от диксиленда до городского фольклора и романса) и времен, разных авторов, в том числе самого Сукачёва. Что их объединяет? Наверное, поэтика — ведь так называется и сам альбом... Игорь, почему вы решили назвать альбом «Поэтика»? Мне трудно это объяснить. Лирика, которая в этом альбоме есть разного рода, но поэтика в этой лирике — одна. Такое вот словоблудие получается. В альбом вошло несколько песен других авторов, которые я знаю и пою с детства. Было такое понятие «московская песня». В самой середине 60-х годов, когда я был еще ребенком, моя старшая сестра, как и многие девушки, записывала песни в песенники. Эта лирика исчезла уже в начале 70-х, а навеяна она, мне кажется, как раз порой шестидесятничества и даже излётом 50-х. Тогда все играли на гитарах — ив компаниях, и во всех дворах. Гитара была волшебным инструментом. На смену блатной песне, пришедшей из послевоенных 40-х. появилась музыка молодого поколения, которое существовало в совсем другом мире — мире оттепели. Я помню много тех песен, очень нежных и крайне наивных. Одна из них — «Осень», которую я запомнил совсем ребёнком и навсегда полюбил. Оказалось, что её автор жив — это Ирина Левинзон, она сейчас живёт в Германии, и в 1963 году, когда она эту песню написала, ей было 17 лет. Я всегда был убеждён, что эту песню написал очень молодой человек, но почему-то думал, что это мужчина. С «Ботиком» Визбора — та же самая история. Такая весёлая, смешная песенка, которую мы распевали в пионерском лагере, не зная даже, что это Визбор. Я её запомнил ровно в тех аккордах, в которых умел тогда играть на гитаре — то есть в трёх, и сейчас сыграл именно в том варианте, в котором тогда запомнил. В альбоме есть песни на стихи, которые я написал в разное время — например, «Колечки». Вообще, я разделил для себя альбом, как старую пластинку, на две стороны. Первая сторона — весёлая, а вторая — печальная. Получается, это альбом воспоминаний и «вспоминаний»? Нет. Я не склонен к воспоминаниям, ностальгическим переживаниям. Не то чтобы я вообще никогда ничего не вспоминаю, но я в большей степени человек поступательный, поэтому мне сегодняшний день значительно интереснее. К себе вчерашнему, а тем более, позавчерашнему, я отношусь с большим удивлением. Что же вас удивляет? Я не знаком с этим человеком (смеется). Я иногда думаю, что это был какой-то другой парень. Что меня так изменило? Жизнь. Я не умею, к счастью, относиться к себе с любовью. Очень отстранённо к самому себе отношусь. Есть ли какие-то вещи в прошлом, которых вам жаль? Конечно, огромное количество. Я думаю, у всех у нас есть вещи, которых жалко, и вещи, которых стыдно. Вещи нечестные, жестокие, неправильные. Важно это запомнить и никогда не забывать. И всё-таки, возвращаясь к музыке: в альбоме очень много угадывается знакомых интонаций — и Утёсов, и Высоцкий, и какие-то бытовые мелодии (пытаюсь напеть — Е.С.). Это стилизации? Нет, всё это во мне, никаких стилизаций. Вот, например, рефрен, который вы сейчас напели — песня «Девочка Надя», она знакома нам в лагерной эстетике 30-х годов. У неё существуют сотни и сотни куплетов, которые менялись со временем. Я пытался найти источник и не нашел, но источник, я уверен, деревенский, причем XIX века. Вы занимаетесь исследовательской деятельностью? Нет, специально не занимаюсь. К библиотечному времяпрепровождению я не склонен. Но когда решаю сам записать ту или иную песню, стремлюсь о ней побольше разузнать. Как вы относитесь к слову «шансон», и можно ли им охарактеризовать то, что вы делаете? Я отношусь к нему очень хорошо, только с одной оговоркой: шансон — это всё-таки французская музыка, связанная с именами Жака Бреля и Эдит Пиаф. У нас. собственно, этой эстетики не было и никогда в чистом виде не будет. Мы её не смогли впитать. У нас был Вадим Козин, был не приветствовавшийся властями Александр Вертинский, был запрещённый Петр Лещенко — но это совершенно другая эстетика. Французский шансон был окрашен лиризмом уже почти горевшей Европы. Это было сопряжено с приходом нацистов к власти, излётом романтизма перед самой большой катастрофой XX века. Мы не могли это впитать, потому что жили иначе. Страна была озадачена индустриализацией, восстановлением после разрухи 20-х годов. Наша лирика была иначе романтична, расцвечена в иные тона. Сейчас «шансон» — это удобное словцо, которым оправдывают кабацкий блатняк. Лично мне эта область неинтересна. Я никогда не пел песен «про дочь прокурора» и так далее, хотя очень люблю всё, что связано с лагерной песней 30 — 4О-х, потому что она была сделана большими поэтами. Сам я свое творчество никак не классифицирую и не анализирую, и если уж употреблять по отношению к нему определение шансон. то только в широком смысле слова. Такие артисты, как Том Уэйтс и Леонард Коэн — они вам близки? Замечательное отношение и к тому, и к другому. Я услышал Тома Уэйтса, когда его никто не слышал — в 82-м году. Один мой приятель дал мне кассету со еловами: «У меня есть запись одного американца, кото- рого здесь никто не слышал и который делает вещи, очень похожие на тебя». Я очень удивился, когда это послушал. Его никто тогда не знал и на Западе. Когда в 1989-м журналисты CNN спросили у меня в Нью- Йорке кто у меня самый любимый американский поэт, и я назвал Тома Уэйтса, они были растеряны. Мода на Тома Уэйтса опоздала к нам лет на десять, поэтому сейчас это хороший тон. Но мне это уже неинтересно. Что касается Леонарда Коэна. то давайте с вами не забывать, что он — прежде всего величайший поэт, и его музыкальная карьера почти случайна. Он один из последних битников. Не зная английский язык, его понять и по-настоящему полюбить трудно. Я знаю английский на бытовом уровне. Шекспира в оригинале не читаю, тем не менее, я переводил для себя Коэна и Уэйтса, и это было интересно. Они оба входят для меня в число великих поэтов XX века. И еще, конечно же. Боб Дилан — он, пожалуй, на первом месте. В 1991 году вы выступили инициатором акции «Рок против террора». Сейчас такие фестивали стали уже традицией. Вы считаете их действенным средством против терроризма? Каждый идёт на такие концерты за своим. Одни хотят хорошо провести время, другие — послушать любимую музыку, третьим просто интересно, четвёртые хотят пообщаться, пятые — целоваться, шестые — выпить вина... И если из этих десяти тысяч людей есть хоть один, кто отнесётся к этому серьезно, то значит — всё не зря. Когда собирались «Неприкасаемые», была ли идея создать профессиональный проект, состоящий из очень хороших музыкантов, или люди подбирались по личностным качествам? Не было никакого разговора о том, чтобы собрать профессиональный проект. Была идея сплотиться и уйти опять в подвалы. Нужно было сохранить правильные точки отсчёта, чтобы они не погибли вместе с гибелью всего вокруг, определить свои понятия чести и бесчестия, свои моральные ценности. Искусство как факт жизни — вот что было важно тогда для меня и для всех нас. Это была короткая пора, но необходимая. Или нужно было всё бросать и заниматься чем-то другим. Сумели ли мы выйти из кризиса, который охватил в начале 90-х русский рок? Что значит «сумели»? Это был последний кризис рок- музыки перед её смертью. Она умерла. Просто у нас она, опять же, умерла значительно позже, чем во всём мире. Но в целом, через несколько лет, в конце 90-х появилось огромное количество молодых команд, которые играют современную актуальную музыку. Конечно, это не рок, но давайте относиться к слову «рок» как к удобному понятию, такому же, как «шансон». Когда мы говорим «рок-музыка», мы примерно понимаем, о чём идет речь, но музыка рок как таковая давно умерла. Что её добило? Средства массовой информации. Тиражи. И деньги. Рок-музыка родилась как новое искусство, как прежде говорили, неформалов, то есть революционной части молодёжи. Как эстетический протест. И то. против чего эта музыка выступала, её и купило. Лозунг «Вся власть поэтам» в очередной раз не сработал. Может быть, в XXI веке появится новая утопия, произойдёт новый перелом, но он не будет касаться музыки. Наступает техногенное тысячелетие. В этом веке или в следующем родятся новые виды искусства, связанные с новыми технологиями, которых мы с вами пока не знаем. Нечто подобное, впрочем, уже было — в середине XIX века сформулировали первые принципы электричества, а в 1928 году изобрели электрогитару. И всё началось. Какие времена, силы, направления в истории отечественного рока можно назвать позитивными? 80-е. Это были фантастические годы! Новая волна. Такого количества талантливых людей на одном квадратном метре я не видел никогда. Молодые поэты, художники, ребята, которые занимались параллельным кино, рок-музыканты. Первые самиздатовские журналы на папиросной бумаге. Всё бурлило. Доперестроечные годы — самые страшные, беспощадные, но необыкновенно интересные, честные, бесшабашные, «Бригада С» тоже зародилась на этой волне? Да, мы были продуктом своего времени. И с уходом этого времени всё завершилось. После выхода альбома «Реки» я сделал заявление в газетах, сказав, что всё, что «Бригада С» могла сделать в этом мире, она сделала, и больше её не будет никогда. Абсолютно осмысленный поступок. Те молодые команды, которые играют музыку, условно называемую «рок» — что изменилось для них? По большому счёту, ничего. Мир по-прежнему жесток и несправедлив. Самые лучшие изменения, которые произошли для нового поколения — то. что для твоего таланта уже нет запретов. Но это значительно труд нее, чем когда у тебя есть запреты. Потому что когда есть запреты, враг определен. А когда враг не виден, ты можешь стать врагом самому себе. Это и сложнее, и прекраснее. Мир стал меньше. «Гуд бай, Америка, где я не буду никогда», — это ведь уже нонсенс. Все двери реально открыты. Но вот группу «Ленинград», например, запрещают. Я очень хорошо отношусь к ребятам из «Ленинграда», создать То, что их запрещают, только добавляет им популярно сти. Из группы делают культ, причём того не желая — личностным качествам? у Шнурова никогда бы денег не хватило на такой пи ар, даже если бы он был нужен. Скоро молодые музыканты будут предъявлять претензии своим директо рам: «Слушай, я тебя уволю. Почему нас до сих пор не запретили?» Так что у «Ленинграда» всё нормально, Жаль только, что они не Sex Pistols, Ваш комментарий к сегодняшнему времени. Сейчас время не идеалистов, как раньше, а рациона листов. Это еще один кирпичик в фундамент надежды — на то. что социальное устройство жизни хотя бы на 50 лет даст на передышку. На то. что мы будем жить спокойно. Важно, чтобы выросло хотя бы одно поколе ние без войны, без кризисов, без этих ужасов. Чтобы женщины не боялись рожать детей и не думали о том. будут ли у них деньги, заберут ли их ребенка в армию, Дурацкое словосочетание — «уверенность в завтрашнем дне», но она необходима каждому человеку. Мне нравится сегодняшняя молодежь — тем, что она очень рано задумывается о карьере, что она не стесняется говорить: «Мы хотим заработать много денег», Мне нравится слово «заработать». В нашей идеалис тической среде не было этой точки отсчёта, и очень хорошо, что она появилась. P.S. Когда версталась статья, пришло сообщение об отказе «неприкасаемых» от участия в акции «Рок против террора». Причина — невнимание организаторов акции к палестино-израильскому конфликту. Подробности - на www.neprikasaemye.ru ТЕКСТ: Салон Audio Video апрель 2003 | Елена Савицкая | 6 мая 2003 г.
Ссылки на Гарика Сукачева:
Есть:
|